Композиторы сегодня делятся на тех, кто осознал приход метамодерна и тех, кто его не осознал. Сам термин в этом случае совершенно не важен: можно его даже не знать, но ощущать, что постмодернизм мертв, а стратегии второго авангарда уже не работают.
Для музыки метамодерн означает:
- использование усредненных, общеупотребительных, предсказуемых интонаций;
- поэтику незначительного;
- идею «несовершенного опуса», продолжающую на новом уровне Эрика Сати и Юрия Ханона;
- размывание границы между «профессиональным» и «непрофессиональным»;
- простоту вместо сложности;
- работу с «банальным» материалом вместо поисков индивидуального композиторского языка;
- возвращение тональности;
- возвращение мелодии;
- возвращение песни и куплетной формы;
- смысловую осцилляцию вместо техникоцентризма;
- принятие концепции конца времени композиторов Владимира Мартынова.
Последнее вообще является крайне показательным: те, кто не согласен с мартыновской концепцией или не могут ее полностью принять, продолжают жить в устаревших парадигмах; и это не жизнь, а пролиферация (по Бодрийяру)
— разрастание умершей плоти; те же, кто принял, живут в сладком апокалипсисе, в котором возможно все.
***
Что касается русского композитора, так он и так (вне зависимости от обстоятельств его личной жизни и конкретного исторического момента) всегда живет в эсхатологическом костре последнего времени «Хованщины», в осцилляции полюсов-крайностей, в ощущении предела, в русском кайросе.
***
Лично же мои методы композиторской работы
— это
- минимализм в его сентиментальном виде; а также минимализм с необарочной прошивкой;
- проекция на музыку работы с текстом и режиссуры Александра Артёмова;
- русский код с его апокалиптичностью, дном и небом, поэтикой предельных состояний;
- убогость материала как стратегия.